Неточные совпадения
Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский
дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской
природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: «Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
— Какой сияющий день послал нам господь и как гармонирует
природа с веселием граждан, оживленных
духом свободы…
Дух анализа тоже не касался их, и пищею обмена их мыслей была прочитанная повесть, доходившие из столицы новости да поверхностные впечатления окружающей
природы и быта.
И везде, среди этой горячей артистической жизни, он не изменял своей семье, своей группе, не врастал в чужую почву, все чувствовал себя гостем и пришельцем там. Часто, в часы досуга от работ и отрезвления от новых и сильных впечатлений раздражительных красок юга — его тянуло назад, домой. Ему хотелось бы набраться этой вечной красоты
природы и искусства, пропитаться насквозь
духом окаменелых преданий и унести все с собой туда, в свою Малиновку…
Здесь все в полном брожении теперь: всеодолевающая энергия человека борется почти с неодолимою
природою,
дух — с материей, жадность приобретения — с скупостью бесплодия.
— Мне не нравится в славянофильстве учение о национальной исключительности, — заметил Привалов. — Русский человек, как мне кажется, по своей славянской
природе, чужд такого
духа, а наоборот, он всегда страдал излишней наклонностью к сближению с другими народами и к слепому подражанию чужим обычаям… Да это и понятно, если взять нашу историю, которая есть длинный путь ассимиляции десятков других народностей. Навязывать народу то, чего у него нет, — и бесцельно и несправедливо.
Глубина проблемы в том, что
дух не может зависеть от
природы и общества и определяться ими.
В действительности неотъемлемые права человека, устанавливающие границы власти общества над человеком, определяются не
природой, а
духом.
Поэтому основная тема —
дух и
природа, свобода и необходимость.
Добыть себе относительную общественную свободу русским трудно не потому только, что в русской
природе есть пассивность и подавленность, но и потому, что русский
дух жаждет абсолютной Божественной свободы.
Оценка есть путь познания так называемых наук о
духе, но эта оценка отражается на
дух, а не на сферу объективации, которая существует не только в явлениях
природы, но и в явлениях психических и социальных.
Верно же понятый дуализм царства Кесаря и царства Божьего,
духа и
природы,
духа и организованного в государство общества, может обосновать свободу.
Воля народа должна быть воспитана в исключительном уважении к качествам индивидуальным, к бесконечной
природе человеческого
духа.
Отвлеченная, ничем не ограниченная демократия легко вступает во вражду с
духом человеческим, с духовной
природой личности.
Такую же ошибку делали, когда совершали революцию во имя
природы; ее можно делать только во имя
духа,
природа же, т. е. присущий человеку инстинкт, создавала лишь новые формы рабства.
Дух еще дремлет в первоначальной органичности, он не возвышается еще над растительностью и животностью, он растворяется еще в
природе.
Можно установить четыре периода в отношении человека к космосу: 1) погружение человека в космическую жизнь, зависимость от объектного мира, невыделенность еще человеческой личности, человек не овладевает еще
природой, его отношение магическое и мифологическое (примитивное скотоводство и земледелие, рабство); 2) освобождение от власти космических сил, от
духов и демонов
природы, борьба через аскезу, а не технику (элементарные формы хозяйства, крепостное право); 3) механизация
природы, научное и техническое овладение
природой, развитие индустрии в форме капитализма, освобождение труда и порабощение его, порабощение его эксплуатацией орудий производства и необходимость продавать труд за заработную плату; 4) разложение космического порядка в открытии бесконечно большого и бесконечно малого, образование новой организованности, в отличие от органичности, техникой и машинизмом, страшное возрастание силы человека над
природой и рабство человека у собственных открытий.
Но мысль по
природе своей динамична, она есть вечное движение
духа, перед ней стоят вечно новые задачи, раскрываются вечно новые меры, она должна давать вечно творческие решения.
В этом пятом периоде будет еще большее овладение человеком силами
природы, реальное освобождение труда и трудящегося, подчинение техники
духу.
Свобода основана не на
природе (естественное право), а на
духе.
Свобода не может быть вкорнена в
природе, она вкорнена в
Духе.
Только извне, из объекта человек есть часть
природы, изнутри, из
духа —
природа в нем.
«Что будет там?», без признаков этих вопросов, как будто эта статья о
духе нашем и о всем, что ждет нас за гробом, давно похерена в их
природе, похоронена и песком засыпана.
Казалось, что все злые
духи собрались в одно место и с воем и плачем носились по тайге друг за другом, точно они хотели разрушить порядок, данный
природе, и создать снова хаос на земле. Слышались то исступленный плач и стенания, то дикий хохот и вой; вдруг на мгновение наступала тишина, и тогда можно было разобрать, что происходит поблизости. Но уже по этим перерывам было видно, что ветер скоро станет стихать.
— Знаете ли что, — сказал он вдруг, как бы удивляясь сам новой мысли, — не только одним разумом нельзя дойти до разумного
духа, развивающегося в
природе, но не дойдешь до того, чтобы понять
природу иначе, как простое, беспрерывное брожение, не имеющее цели, и которое может и продолжаться, и остановиться. А если это так, то вы не докажете и того, что история не оборвется завтра, не погибнет с родом человеческим, с планетой.
Доктор выходил из себя, бесился, тем больше, что другими средствами не мог взять, находил воззрения Ларисы Дмитриевны женскими капризами, ссылался на Шеллинговы чтения об академическом учении и читал отрывки из Бурдаховой физиологии для доказательства, что в человеке есть начало вечное и духовное, а внутри
природы спрятан какой-то личный Geist. [
дух (нем.).]
Безличность математики, внечеловеческая объективность
природы не вызывают этих сторон
духа, не будят их; но как только мы касаемся вопросов жизненных, художественных, нравственных, где человек не только наблюдатель и следователь, а вместе с тем и участник, там мы находим физиологический предел, который очень трудно перейти с прежней кровью и прежним мозгом, не исключив из них следы колыбельных песен, родных полей и гор, обычаев и всего окружавшего строя.
Поэтому в русской
природе, в русских домах, в русских людях я часто чувствовал жуткость, таинственность, чего я не чувствую в Западной Европе, где элементарные
духи скованы и прикрыты цивилизацией.
Я утверждаю примат
духа и над
природой, и над обществом и цивилизацией.
Ортодоксия имеет социологическую
природу и означает авторитет организованного коллектива над свободной личностью, над свободным
духом человека.
Я никогда не говорил о восстании «
природы», восстании инстинктов против норм и законов разума и общества, я говорил о восстании
духа.
Перво-жизнь есть творческий акт, свобода, носительницей перво-жизни является личность, субъект,
дух, а не «
природа», не объект.
Революционность, присущая моей
природе, есть прежде всего революционность духовная, есть восстание
духа, то есть свободы и смысла, против рабства и бессмыслицы мира.
Но уже не французы, а я сам должен сказать, что в России
духи природы еще не окончательно скованы человеческой цивилизацией.
Но я решительно предпочитаю употреблять символику
духа, а не
природы.
Бог царствует в царстве свободы, а не в царстве необходимости, в
духе, а не в детерминированной
природе.
Но сейчас я остро сознаю, что, в сущности, сочувствую всем великим бунтам истории — бунту Лютера, бунту разума просвещения против авторитета, бунту «
природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против власти объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового
духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против истории и цивилизации, бунту Ницше против разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против мира и его закона.
Есть два понимания общества: или общество понимается как
природа, или общество понимается как
дух.
Дух есть не часть человеческой
природы, а божественное в человеке.
Благородство же его
природы, серьезность его и католические истоки
духа не допустили его превратиться в декадента пошлого, в самодовольного скептика, охранили в нем богочувствие и возвратили его к вере.
Это христианское освобождение человеческой личности от естества привело к временной смерти великого Пана, к механизации
природы, к изгнанию пугающих
духов природы.
Все великое в науке сотворено
духом непосредственного, проникающего в объективность
природы реализма, а не рефлектирующего, гносеологического идеализма, не наука предполагает гносеологию, а гносеология предполагает науку.
Природа, населенная
духами по-язычески и вызывавшая чувство страха перед демонами, не могла быть познана, и ею нельзя было овладеть.
Утверждение свободы внутренней, свободы
духа, свободы во Христе не может не вести к творческому перерождению всего общества и всей
природы, к творчеству истории как пути к спасению и избавлению от зла и страданий.
В древнем, дохристианском мире потому нельзя было овладеть
природой, что она была наполнена
духами, от которых человек зависел.
Метафизика неизбежно ведет к спиритуалистическому монизму, который утверждает в
природе связь
духа и материи, одухотворенность материи.
Он не страшится уже
духов природы, но страшится ныне мертвого механизма
природы.
На вече весь течет народ;
Престол чугунный разрушает,
Самсон как древле сотрясает
Исполненный коварств чертог;
Законом строит твердь
природы,
Велик, велик ты,
дух свободы,
Зиждителен, как сам есть бог!
— Помилуй! — говорит. — Да я затем и веду страшные разговоры, чтоб падший
дух в себе подкрепить! Но знаешь, что иногда приходит мне на мысль? — прибавил он печально, — что в этих горах, в виду этой суровой
природы, мне суждено испустить многомятежный мой
дух!